Александр Португалов

Типа "Агатовские" мемуары

Как писали в автобиографиях,- родился в семье военнослужащего, детство прошло в войсковых частях, игрушки – боеприпасы и оружие, но тяги в принципе не было, видимо, я по большому счету, - пацифист. Все рассказы отца о войне для меня сводились к славному освобождению братских народов, что подтверждали его медали «За освобождение» Бухареста, Будапешта, было у него еще штук десять медалей, и три боевых ордена «Красной Звезды» и два «Красного Знамени», не считая кучи послевоенных, но это и он называл значками. Победу батя встретил в Австрийском Граце, налегая на «Токайское», начальником артвооружения полка, в звании капитан, в принципе, это не карьера, может, много времени провел в госпиталях? Из военных фильмов ему близок был «Батальоны просят огня», прямо, говорил, про меня. Теперь, конечно, жалею, что не донимал его вопросами, но все мы сильны задним умом.
Короче, до поступления в институт, родители прочили мне стать генералом, а после, видимо, большим ученым, но получилось как получилось…

Священный долг Родине согласно Конституции, я мог и не исполнить по двум причинам. Во-первых, с плоскостопием в принципе не брали в солдаты, а во-вторых, когда уже стал офицером запаса после военной кафедры института, пришел в военкомат буквально проситься. Сыграло свою роль, конечно, влияние друзей – Шкурко и Маслов целенаправленно шли по этой дороге, через год после института их офицерские 300р. существенно отличались от моих 95р., хотя, что такое линейные войска я понимал и туда не рвался. Желание самореализоваться играло не последнюю роль, на работе выше головы прыгнуть не виделось возможности. А тут разговоры пошли (через институтских) о наборе на новую радиорелейную линию по северу страны, обеспечивающую правительственную связь. Фактически, все это было в ведении министерства связи, но, как и все более-менее секретное в то время, обеспечивалось армией. Обещали большие деньги, романтику, - и я пошел в военкомат. Все срослось, плоскостопие инженерной службе не мешало, и в апреле 1972 года мне сказали: «Жди повестку». На работе (в Госстандарте) как на инженера, на меня махнули рукой и я весь отдался общественной работе. Майские праздники – аж семь дней – провели на Лапичском водохранилище, но обставлено это было по всем правилам игры. Комитет комсомола подготовил прошение руководству о походе лучших комсомольцев «по местам боевой славы отцов», было получено добро и немалые денежные средства, а «тревожный чемоданчик», то есть рюкзаки, были всегда под рукой. Из запасов еды отоварились только водкой, - все остальное там есть, как сказал Тетерин, тамошний абориген. Поехали действительно лучшие комсомольцы - те, кто друг с другом чувствовал себя комфортно, и с кем за предыдущий год успели и спеться и спиться. Был геройский форсаж Свислочи, большая любовь с Ларисой Ильиничной, которая спасла меня первый раз (а, сколько было потом еще), было много выпито, было просто хорошо. Приехав с похода, участвовал в организации каких-то других мероприятий, опять же – любовь, приближалась всесоюзная спартакиада метрологов в Эстонии, – финансы, экипировка, команда, автобус, - про армию забыл напрочь.
Где-то 20 июня поехали в Тарту, соревнования, конечно, спортивными назвать можно с большой натяжкой – каждую команду гостеприимные хозяева встречали бочкой пива, ну и у нас с собой было… Помню, наша команда заняла второе место по стрельбе (я, Табачник, Кикоин) и третье – по рыбной ловле, а больше ничего не помню, но комсомол не подвел старших товарищей, это точно. 25-26 тела сгрузили в Минске, и назавтра я узнал, что уже с 23 июня должен быть в городе Актюбинске, в учебной войсковой части №NN. Понятно, что надо было уволиться, сыграть отходную, вытереть слезы у родителей и Лариски, и не торопясь двинуться в сторону своей судьбы.

В учебке была армия настоящая, гоняли по-взрослому и физуху, и материальную часть.
Народ весь собрался из Минского, Московского и Рязанского радиотехнического, потенциальных кадровых офицеров было немного, в основном, все ехали «на шабашку».
Позже со многими «актюбинскими» ребятами созванивался по своей связи и по работе, и просто так, с кем- то подружились тесней, а с Гудковым пришлось служить на одной сопке.
Раз уж так сложилось, я решил заняться своим телом, тягал железо и много бегал. Если в начале я еле пробегал круг по стадиону, то через два месяца легко одолевал пять км, сбросил жир и весил 65 кг. Были и пьянки, и гулянки, и самоволки, все как положено, но настал срок – принял присягу и получил распределение – поселок Ванкарем, Чукотка. По предписанию и проездным документам 15 августа нас сопроводили в аэропорт на Магаданский рейс, случилась какая-то задержка и у группы товарищей родился экспромт, - дорога дальняя, почему бы не заехать домой? По – шпионски через багажный отсек вылезли с самолета, ( человек пять) и уже через час летели на Москву. Дома никто не ждал, конечно, Лариска уехала в Чернигов, пару дней попил водку, и – к месту службы. 19 августа, как сейчас помню, без проблем сел на рейс Москва - мыс Шмидта, пролетел всю страну и разместился на соседней со своим Ванкаремом релейной станции с позывным «Рубин». До места службы 200 км, летают только кукурузники, которым нужна хорошая погода, а где ж ее взять? Срок службы идет, вроде в дороге, на довольствии, погода нелетная день, два, неделя и т.д. Гуляю по торосам, пью водку, играю в карты…Там матерятся ребята, которых я должен менять, а что делать… Что характерно, братва с того Актюбинскогого Магаданского рейса задержались надолго в Красноярском аэропорту, моя отлучка в принципе не прослеживалась.

Короче, через три недели заступил на первую официальную «агатовскую» вахту, разумеется, после всех официальных вступительных мероприятий. Гудков добирался через Магадан, Анадырь и оттуда на военном вертолете, то есть он уже давно при делах, забрал лучших ребят, мне – что осталось. Меняли мы двух минчан по фамилии Ковалевы, что характерно, просто однофамильцев, те в тоске и ожидании месяца два уже не просыхали, связь поддерживали опытные сержанты, мне достался Ермаков-радист и Яцук-релейщик. Командиром всей этой богадельни, которая называлась войсковая часть, в простонародье – «сопка», был майор по фамилии Нефедоров, понятно, какая моя первая реакция, когда он представился: «Моя фамилия Нефедоров», я, говорю, - тоже не Федоров…, смех в зале. Так вот, кадровые офицеры командир Нефедоров, замполит Стребков, зампотех Демьянюк, дизелист – не помню фамилии, двухгодичник при мне так и не протрезвел, и по штату четыре сменных офицера, которых до меня и первое время было лишь два. Теперь бойцы: двенадцать радистов, восемь дизелистов и человек 10-12 обслуги, в том числе, хлебопек, повар, сапожник-киномеханик, банщик, трактористы, стрелки и т.п. На сопке три однотипных алюминиевых сооружений на сваях (чтоб снегом не задувало) – техздание, дизельная и общежитие, и штук двадцать КУНГов функционально как казармы, склады, подсобки, столовая, оригинально расставленных и связанных общей крышей, под которой получалось большое помещение типа клуба. Самое главное сооружение сопки – антенны: четыре огромных (20х20 м) на высоких сваях, направленных две на восток, следующая станция позывной «Казань» и две на запад, позывной «Рубин». Все это по приезду я еще успел рассмотреть, снегом завалило чуть позже, навигация уже закончилась, все зимние запасы, что следовало транспортировать на сопку, лежали на берегу километрах в тридцати. Так вот вся система жизнеобеспечения – это еда и соляра, потихоньку, по возможности ежедневно, на тракторах с волокушами (старший – офицер) доставлялись домой с поселка.

В самом Ванкареме стояли погранцы, человек пятнадцать, метеостанция – пять человек, магазин – сначала им управляла жена нашего командира, аэрополоса – «комэска», пристрастил меня к строганине, и много чукчей. Солдаты от безнадёги не брезговали, и много пацанов бегало по посёлку с криками: «Мой папа дембель». С наступлением устойчивых холодов стало понятно, что жизнь на сопке зависит от работы дизельной. Предыдущий дизелист завалил все что мог, вскоре появился непонятный тип по фамилии Родионов, который пытался что-то восстанавливать, но у него мало что получалось, короче, спали в шубах, к утру вода в чайнике замерзала, до ветра ходили на улицу: на очко стелилась газета, на нее наступали ноги и делались все дела, и тут наступало самое главное – успеть отскочить, так как только убирались ноги, порывом ветра газета прилипала к потолку. Вспоминаются, понятно, светлые, веселые моменты, а ведь загнуться можно было не раз, особенно, когда едешь с трактором за солярой туда в хорошую погоду часа три, назад …дня три, меня лично пурга прихватывала не раз: ни фига не видно, ракетницу расстреляли, благо – жгли бочки с солярой, все живы – молодец. А так жить очень даже можно, что мы и делали. Кадровики были с семьями, двое детей у Стребкова с Тамарой и дитя у Демьянюков, кроме нас с Гудковым к Новому Году подъехали еще двое – Виноградский и Петров, тоже минчане. Среди солдат был только один земляк – банщик Фирсов из Столбцов, команда была многонациональная, технари все образованные, в основном Москва, Питер, Свердловск, остальные деревня, как таковой дедовщины не было, понятно, полы мыли молодые, но не дай Бог собраться троим татарам, были проблемы. За воинской дисциплиной как-то не присматривали, организация практически, полугражданская, но случались эпизоды… Один московский залетный полкан выбрал маршрут своей инспекции через наш неказистый «Агат». Наши кадровики тоже почти забыли что такое строевой смотр, но хотели отличиться. А надо сказать, что парадные наши шинели висели на общей вешалке одним плечом вперед, поэтому второй погон пришивать вроде не имело смысла, а тут неожиданно предложили приодеться. Идет этот проверяющий мимо меня, смотрит – бороду это я сейчас подбриваю, а тогда как росла так и росла, можно сказать, бородища, морда помятая после вчерашнего, да еще один погон.. К тому же, я был секретарь комсомольской организации…, отнялась речь, но он быстро понял, что мне его угрозы по-барабану и ополчился на командование Короче, красивый такой пятиминутный монолог, правда, уставных выражений не присутствовало. Но это только начало истории, так как это Чукотка, и погода меняется моментально, началась пурга, да еще южак, а это непредсказуемо. В общем на третий-пятый день спесь с нашего проверяющего спала, заела скука, подсел играть с нами в преферанс, выпил первый стакан на брудершафт… Когда его через две недели загружали в вертолет, как говорил наш златоуст Макарон: «В рвотной массе, портянка вместо галстука», отчет об инспекции был отличный и наш зампотех через месяц стал майором. Вот такая армия. Служба была не в тягость, смена «У», смена «Д», смена ночью, потом выходной, в который едешь в поселок за солярой и, если везет с погодой, снова смены. Командир жил обособленно, остальные дружно, регулярные посиделки, песнопение и т.п. Ни радио, ни телевидения, только магнитофон, почтовые рейсы были как праздник, там и газеты, и письма, и посылки… Плохая погода – это недели жесточайшей пурги, когда скорость ветра до 60 м/сек, причем температура не ниже 15 °, когда путь на смену в техздание – 80 метров – занимает полчаса по тросу, это проблемы со связью и прочие бытовые неурядицы. Хорошая погода – это северное сияние, это минус пятьдесят, которые воспринимаются комфортно, это охота, рыбалка, поездки в поселок на людей посмотреть, то есть сплошной кайф.

Как и везде в то время, а в армейской части тем более, стремились жизнь политизировать, был даже политрук. Скорей, опять же, как и везде, шла игра по определенным правилам, ярых диссидентов среди нас не было, эти правила и соблюдали. Я был секретарем комсомольской организации, где-то в январе-феврале 73 года закрепившись рекомендациями Демьянюка и Стребкова, вместе с Гудковым и сержантом Бачуриным полетели на мыс Шмидта в вышестоящую инстанцию, где нас без проблем приняли кандидатами в члены.
Как и в любом коллективе, были очень талантливые ребята, и поэты, и музыканты. Под впечатлением написанных ранее стихов (на видном месте лежал специальный альманах), я тоже не преминул крапать. Помню, фурор произвел опус под названием «Открытое письмо товарищу майору», его зачитывали, как и любой в то время самиздат. Своих текстов не вспомню, а из других бестселлеров, например:

«Белый цвет, красный цвет, - двадцать метров,
Тундра тянется на километры,
Нет событий, бесцветно дни тают,
А борты здесь не часто летают.»

Вся острота сего момента, в том, что мне север надоел,
Картины Рокуэлла Кента я б и в музее посмотрел,
А посему я улетаю, привет друзья мои, привет,
В воспоминаньях зажигаю над сопкой несказанный свет..

Маразм крепчал изо дня в день, чем ближе к дембелю мы были
И даже рта мы не раскрыли, как вот она – безумья тень,
Прошу учесть сии дела, стоит безумье у порога, в какой-то дикой позе йога,
Короче, - улетать пора.

А музыкальные посиделки? Самая талантливая смена была у Гудкова,- Бачурин, Пьянков, но гитарой баловались многие, в том числе и я, уроки давал Бачурин – наш менестрель, кстати, все стихи худо-бедно тоже были положены на три аккорда.
Об охоте и рыбалке. Профессор здесь был как раз тот непонятный Родионов. Садимся в ГТТ (тягач), пару бойцов, разгоняемся в оленье стадо, один-два оленя от стада отбиваются, а это уже дикие олени, которых можно и нужно кушать, правда больше все похоже на убийство, так как отстрел ведется обычным Калашниковым, но кушать хочется, от тушенки тошнит. Летом (июнь-август) все более цивилизованно – когда летит стая уток, не глядя вверх из двух стволов, - пару штук у ног. Спининг забросил – чир, лосось, голец. А еще и грибы (почему-то подберезовики), морошка,- супер.
Каждые полгода менялся частично личный состав, с дембелями прощались, встречали новых кадров, с весны 1973 года смена сформировалась Дроздов (с Подмосковья) и Гунтис (с Вильнюса), пришла пора отпусков, первым уехал Гудков, моя очередь настала в конце августа. Родионова сменил юный кадровый лейтенант по фамилии Макарон, появился настоящий кадровый старшина – прапорщик Гончаренко по кличке «булочка». Пережил всю навигацию, в конце июня еще торосы не везде позволяют подойти судам, а в начале сентября уже не позволяют, и вот за эти неполные три месяца происходит весь процесс разгрузки кораблей, благо белые ночи, работа круглосуточная, на сопке оставалась только дежурная смена. Наконец – отпуск!!! Денег насобиралось тысчи четыре, по-моему, две по приезду тут же сдал матушке, а остальные было острое желание прогулять, к тому же сильно захотелось жениться. Ну, кроме, конечно, любви на ускорение процесса повлиял и год одиночества, а еще больше предстоящий срок. Решение приняли, сентябрь – бархатный сезон, гулять, так гулять. Тут подвернулся Тетерин со своим свадебным путешествием, и махнули мы в Крым. Ялта, пляж, погода не очень, скучно, гуляем по порту, видим – теплоход на Батуми из Одессы стоит, нет вопроса – мы уже в каюте. Короче, масса удовольствия (порой сомнительного), через пару дней – Гудаута и т.д и т.п Расписывались в темпе, (боевой офицер спешит на службу), свадьба – в квартире, - шесть Ларискиных родственников и Цыра со стороны жениха, документы в военкомате выправили, поцеловали родню, - и вперед. Отпуск был такой длинный, что все это успели и раньше времени прибыли, потому что Лариска везучая. Никаких задержек: полдня в Москве, три посадки (Амдерма, Хатанга, Тикси) , ночь на Шмидте, и вот он - Ванкарем. Больше ждали, пока с сопки тягач пришлют, ахи-охи, баня, - за стол. Макарон расстарался с комнатой, погода хорошая, молодая осталась довольна. Гудков позавидовал и тут же выписал свою актюбинскую подругу (были проблемы – пограничная зона), свадьбу сыграли на сопке.
Несмотря на массу стрессовых (мягко сказано) моментов, служба в армии оставила самые лучшие воспоминания, - жена под боком, деньги платят хорошие, как путешественник по-другому северное сияние и прочие северные дела никогда бы не увидел, и т.д. и т.п.
Из автомата стрелял несколько раз: по бочкам вместе с Ларой, и по оленям, якобы диким (слава Богу, не попал), из охотничьего ружья – по уткам, ставили капканы на песца, ловили в лунки из-под шампанского глупых куропаток, рыбалка тоже ничего, вот такая армия.
Связь обеспечивали бесперебойную, аппаратура имела тройное резервирование, прервать могли только специально, но шпионов не было…
Служащая Красной Армии Лариса Ильинична регулярно отсылала в учебное Одесское заведение контрольные и курсовые работы, и в конце мая ровненько отправилась на сессию, а я еще три месяца дослуживал.
Еще с Армией связаны незабываемые воспоминания о трех моих воинских сборах, особенно о последнем, 1977 года в Калининградском янтарном крае, где я в звании капитана обнаглел настолько, что выписал жену и мы на побережье две недели неплохо отдохнули.
Получается, что для большинства народа полный негатив к армии (и еще к школе), для меня - совершенная противоположность, - лучшие годы!