События подлинные. Фамилии и прозвища
действующих лиц заменены на созвучные

-Расчет, равняйсь! Смирно! Товарищ старший лейтенант, первый расчет для смены дежурства построен!
-Товарищ, лейтенант, четвертый расчет к смене дежурства готов!
-Вольно! По боевым постам разойдись!
Сегодня - суббота. И когда на электронных, светящихся зеленоватыми цифрами часах, обозначатся четыре нуля по московскому времени, а на Чукотке, соответственно, наступит девять утра, один из расчетов заступившей смены примет боевое дежурство. На боевых постах сделают записи в журналах, доложат по инстанции, и займутся рутинной работой, привычно и несуетливо обеспечивая Северо-Востоку СССР надежную и устойчивую связь. Остальные - по распорядку. Заканчивается еще одна метельная, морозная, такая же как предыдущие, и как, вероятно, следующие неделя. А впереди воскресенье, какая-нибудь, ввиду отсутствия телевидения (были на «Агате такие времена), заезженная кинокомедия, воспроизводимая заменяющим телевизор стрекочущим кинопроектором, на развешанной в проходе казармы простыне, да если позволит погода, футбол на снегу между офицерами и солдатами за несколько банок сгущенки, выделяемых добровольно из наших пайков.
Но, главное, сегодня баня! И поэтому –приподнятое настроение у всех без исключения бойцов.
Да и лейтенант, или скажем, старлей, предчувствуя вечернюю радость, глядит веселее. В означенное время в парную, какая не на есть, первым делом - шасть! Да на полок, на самый верх. А тот, кто последний - давай, поддай пару! Каменки как таковой нет. Заменяет ее кислородный баллон, с отрезанной сваркой или бензорезом вершиной, и срубленными ребрами основания. Кладется он днищем к горелке, которая сгорающей солярой, раскаляет его докрасна. Вот в этот зев и плещут воду. -Да не зевай, иначе, паром как из орудия выстреливает, кожа с рук или с того, что поблизости оказалось, как шелуха с лука слетит. Экстрим, мля!
Хорошо, если пурги или ветра сильного нет. Тогда погреемся. А если вьюжит - весь жар в три секунды через потолок выдувает. При строительстве шлаку на перекрытия навалили для теплоустойчивости, а он влагу вбирает, будь здоров! Набухнет, а потом замерзнет среди недели-то. Какое уж тут тепло. А чтоб этой бане регламент сделать, так лучше не трогать - целее будет. Потянешь за одно - потом и не восстановишь. Да и когда ремонтировать-то! Лето - короче комариного носа, а зимой без бани, пусть даже и такой, никак нельзя.
Ну, так. Сидит молодежь на полке, млеет от удовольствия, да разговоры разные ведет. Время есть! А вот веников, наоборот, нет. Известное дело, в округе, километров на пятьсот ни одного кустика.
-Ладно, давай мыться. И воды наливай в меру, потому, что достается она совсем нелегко. Утром, после подъема, выходит весь личный состав на заноску снега.Снег этот всю ночь пилили дневальные
-Что значит - пилили?
-А то и значит, что кроме как ножовкой, или двуручной пилой эту субстанцию более ничем не взять. Пытались ,конечно и лопатой попробовать, да только не слишком ладно получалось. Норма- восемьдесят комов. Комы -в половину человеческого роста, да и в объеме не меньше. Заноси! Забили баки по самую маковку, остальные рядом сложили.
Банщик уже горелку разжег, соляру рядом пролил, не без этого. Подтаял снежок, добавил, и так до полного объема. Маленько разогрелась водичка, мы ее заливаем в бочки из под той же солярки, только предварительно выжженные изнутри и покрашенные в какой-нибудь благородный цвет, розовый, к примеру, да снежку туда добавить не забудем. Тут у нас будет вода холодная. В баке, соответственно, горячая. Поскольку снег пилится от бани недалеко, чтоб не таскать за тридевять земель, да и не нами сие заведено, место это находится в аккурат напротив дизельной, куда сообразуясь с розой ветров и прилегают к поверхности выхлопы работающих дизель-генераторов.
Рано или поздно, не было такого случая, чтоб никогда, соляра обязательно соприкасается со снегом, соответственно и пленка на поверхности воды радужная есть, и неистребимый запах арктического дизельного топлива присутствует. Да и обмазка баллона от теплового расширения страдает, и полной герметичности, да и отвода продуктов горения топлива не обеспечивает.
Намылились, потерлись, смыли.
-А это что за разводы на шкуре? Да не растирай, не отмоешь!
На «Агате» в баню ходят обязательно с газетой. Нацедил воды, поставил таз, и на устоявшуюся поверхность аккуратно раскладывай загодя припасенную прессу. У кого салфетка есть, тот, вообще, буржуй. Такое расточительство редко кто себе позволяет. Когда бумага намокнет, потихоньку за середину вытаскиваем ее из таза, да перед самым отрывом, перехватываем снизу, тогда измазанной солярой остается только ладонь, а вода становится почти стерильной.
-Теперь споласкивайся.
Совсем скоро то, что прежде показалось бы дикостью, становится привычным, алгоритм движений- отработанным, и нет ни малейших неудобств.
И вот в эту, существующую по сложившимся правилам жизнь, ожидаемо, но как всегда внезапно внеслось смятение.
Едва улучшилась видимость, и собиравшаяся, было, улетать с соседней площадки московская, из управления, комиссия, неожиданно спецрейсом плюхнулась на нашу, как нам казалось надежно прикрытую непогодой от всяких проверок, сопку.
Мужики, несмотря на большие звезды на погонах, прилетели тертые, не раз бывавшие на отдаленных точках, сидевшие «по погоде» в больших и малых аэропортах неделями, представлявшими как устроена далекая от столицы жизнь. Не только проверявшие, но и что важно, на месте, руками или свежими идеями помогавшие наладить оборудование. Во все вникали основательно, и было видно, что люди знают предмет разговора. Но особенной «любознательностью» отличался один, прилетевший в парадной, «замполитской», в отличие от остальных, шинели.
Он доводил нас, буквально ,до белого каления своими бесконечными, а самое главное, совершенно бессмысленными придирками.
Офицеры, не измученные всякими построениями и любимим многими пресловутым армейским дуболомством, без всякой помпы, но профессионально выполнявшие свои обязанности, уважавшие в начальстве прежде всего личность, а не погоны, если их задевало за живое, за словом в карман не лезли. Это для всех здесь ссылка, а для нас – родной дом. И между собой мы можем об этом доме говорить все, что угодно. Но когда какой-нибудь залетный зазнайка, совершенно не представляющий каким трудом здесь все достается, с брезгливостью начинает учить нас жизни, мы находим, как тогда модно было говорить, ассиметричный ответ.
«Товарищ полковник!, - обратился к нему прапорщик Дьяков, старшина площадки, -Вы бы хоть в баню сходили, с дороги, устали, а мы пока недостатки будем устранять, строго следуя Вашим указаниям. Большое удовольствие получите, заодно, проконтролируете помывку личного состава. Сейчас офицеры с прапорщиками пойдут, а позднее дежурный расчет. Легкого пара!»
Тридцатишестивольтовая лампочка с надетым вполовину поглощающим свет толстенным стеклянным колпаком, сквозь клубы поднимающегося вверх пара, только обозначала присутствие освещения в предбаннике. Ввалившийся с мороза полковник разочарованно оглядел закопченные серые шлаковые стены и стал осторожно раздеваться. Надо ли говорить, что у каждого из нас в нашей бане был свой, пусть на время помывки, крючок, свой таз, свой настил. И право этой временной собственности с незапамятных времен соблюдалось свято. Я потом прочел у Шаламова в «Колымских рассказах» о чем-то подобном в его лагерной жизни. Да и то сказать, до бывшего управления «Врангельлага» было-то всего двести километров голой тундры, а так часто поминаемая колымская тайга осталась где-то далеко на юге .И вот полковник едва переступив порог, даже не взглянув на выставленную для гостей в самом удобном, командирском месте, вешалку, и сложенные аккуратной стопкой белье и банные принадлежности, занял своей одеждой два чужих крючка схватил чужой таз и поняв, что на холодном полу ему босиком не устоять, взгромоздился на чужой настил. Оккупант, мля.
Он ошалевшими от непонимания происходящего глазами следил за нашими манипуляциями с водой и газетой. Он искренне, это было видно по всему, недоумевал, как здесь вообще можно мыться!
Стремясь побыстрее закончить эту ужасную процедуру, которой здесь все почему-то так рады, полковник , желая напоследок окатиться, вымахнул овальный, оцинкованный, полный воды таз на вытянутых руках прямо над собой. Забыл, бедняга, что потолок почти у самой головы, а если кто хочет себя обдать водой из таза, так вынужден одновременно с подъемом рук, присесть пониже. Тут рецептов нет, по росту примеряйся! Такая вот «кин-дза-дза» местного разлива.
Таз со всего маху ударился о свод, пальцы москвича соскользнули с ручек и по инерции продолжая движение вскользь полоснули по отогнутому краю листа ржавого железа, которым было обшито перекрытие. Кожу на фалангах снесло не хуже мясорубки. Еще не почувствовав накатывающей боли, но, видимо, инстинктивно, полковник открыл рот, а таз, так неосмотрительно брошенный на произвол судьбы, частично расплескав воду и стремительно теряя высоту с приданным ему ускорением, плашмя рубанул завальцованным контуром днища по пальцам ног.
-А-а-а-а!!!- пронзительно заверещал проверяющий. Обернувшись на визг, и мгновенно уяснив обстановку, не зная, что предпринять в такой ситуации, дежурный расчет на всякий случай пониже пригнул головы, и давясь хохотом, не решаясь, однако, открыть рта, замер, ожидая развития событий.
Заметавшегося в поисках выхода проверяющего под руки сопроводили в предбанник. Увидев, выкрашенную в красный, пожарный цвет лавку, он не желая ждать пока на нее расстелят что-нибудь не способствующее примерзанию пятой точки, угнездил свой усест прямо в центр. Благополучно капавший с окислившегося от избытка влаги потолка конденсат, частично попадая на лавку, немедленно превращался из-за всегда неплотно закрывающейся входной двери в лед, а частично намерзая столбиками сталагмитов на бетонном полу, намертво прихватывал решетчатый настил, делая его отчаянно скользким.
Ощутив распареной задней полусферой космический холод вечной мерзлоты, полковник, забыв о боли в искалеченных пальцах, взвился, и поскользнувшись на так некстати подвернувшихся ледяных наростах, плашмя грохнулся о земь.
У аборигенов кишки от смеха полезли через рот.
"Мать вашу. Суки, - шипел "полкан", пока расторопный боец бегал за фельдшером, пока накладывали повязки и сообща одевали московского гостя, получите у меня оценку"
За десять дней, пока шла проверка и ждали погоды, порога бани он больше не переступил. Чего, по правде сказать, никто и не заметил.
А через два года мы построили новую баню. Высокую и светлую, в которой всем хватало места, не сквозило, не выдувало, не капало. Однако, неистребимый запах соляры, словно банный дух неуловимым образом обосновался и здесь.
...С тех пор прошло много лет. И порой глядя на сегодняшнее саунное великолепие, я вспоминаю ту, нашу чукотскую, кое-как сляпанную, с ледяным полом и холодными каплями падающего конденсата, баньку. И какая-то ноющая, но сладкая нотка, начинает звучать в моем сердце. И пусть там не хватало самого элементарного, пусть все было вокруг казенно и убого, но таким счастливым, выходя из бани, я не чувствовал себя больше никогда.