Игорь Фофанов

Свинопас

 

"Нет, не будет у меня больше такого бойца! - в сердцах сказал прапорщик Лотков, - я послужил, знаю!" Он уставился словно невидящими глазами куда-то в необъятную даль летней тундры, потом нашарил рукой сплющенную особым образом двухсотлитровую из под арктической соляры бочку, служившую скамейкой, сел и с тоской произнес: "Таких - один на сто тысяч!"
-Да чего в нем особенного-то ! Был один, прислали другого.
-Другого! - мгновенно подобрался Лотков, - не видели вы жизни, лейтенант. Извините, уж. А, чего говорить! Он поднялся.
-Смотрите проводку, да пойду я.
Мы стояли возле приземистого, отлитого из смеси шлака и цемента свинарника, где давно уже не было нормального освещения, и восстановить которое в силу смертельной занятости более важной работой личного состава, в ближайшее время не представлялось возможным. И вот мне, неожиданно прилетевшему спецрейсом лейтенанту, доверили это «трудное» дело. То ли лампочки поменять, то ли понижающий трансформатор, то ли кабель ввода. Разберемся!
- Раньше здесь порядок был, - видя как я начал смахивать паутину с понижающего трансформатора, сказал Лотков ,- почти как в казарме. Даже свиньи строевой устав знали.
- Ну, уж - усомнился я.
- Да я и сам не верил, пока однажды увидеть не пришлось. Служил здесь свинарем боец. Ну боец и боец. Правда, молчал все больше. Однако, порядок на своем объекте положенный содержал.
Время пришло, бац! Проверка! Ну как обычно - обход сооружений, объектов, зданий . Осень. За бортом уж градусов 15-20 ниже нуля. Ручки не пишут, все записи только карандашом. Тут не так, и здесь не эдак.
- Есть! Устраним, доложим, разрешите при Вас? Отставить!
Дошла очередь до второй роты.
- Какой второй? У нас и первой-то по пехотному взвод!
- Второй ротой, лейтенант, у нас свиней зовут. Тоже живые души. Ну, так. Заходят они, комиссия, значит, за изгородь-чистота! А чего ей не быть, если поверх камней, да шлака, из поселковой котельной привезенного, чтоб свиньи ноги не переломали, намело уже на четверть. Ладно, дальше двигаются. Я в свинарник притвор открываю, начальник АХЧ - мое хозяйство, магаданские уж носы воротят, а деваться некуда - начальник узла, вот командир от бога, сам впереди. Заходят, я в сторону - проход-то, сами видите: двоим еле разойтись. И тут у меня над ухом: "Смирно!" - свинарь старается. Я и рта раскрыть не успел, а он - доклад по всей форме. Так, мол, и так- занимаюсь обслуживанием (нахватался от радистов, да дальников словечек разных. Те тоже все чего-то обслуживают) и уборкой подсобного хозяйства. Рядовой такой-то. И тишина! Даже хряки сопеть перестали!
А у начальника узла глазищи по чайному блюдцу. Соображаю - чего то не так, сейчас от моего объекта одни развалины останутся - крут и скор был полковник на расправу - и говорить нечего!
Оборачиваюсь. Верите, лейтенант, или нет - в глазах темно стало, там и без этого освещение 36 вольт, а я словно ослеп .Из всех восьми клетей поверх загородки торчат по паре передних копыт, а между ними по ощетинившемуся свинячьему рылу! Приветствуют старшего начальника, значит.
- "Вольно!" - приходит в себя первым полковник. Говорят его ни до, ни после нашей сопки в таком ступоре никто не видел.
- "Вольно!"- вторит боец. Свиньи с изгороди, и по делам. Кто тут же увалился, кто чешется, кто подхрюкивает. Вообщем ведут себя как и положено – по скотски.
Умел он их чувстовать, а может они его. Как там у вас, связистов, говорят - были настроены на одну волну? Вот-вот, были. А когда уж лето настало: вон видите, словно тропа по камням проложена, он их на выгул водил под сопку. Бочками загон соорудил - и вниз их гонит. Да нет, не гонит- они сами бегут, а он так, для порядка, присматривает. Внизу трава хоть жидкая, да колючая, а животине, видимо нравилась. Честно сказать, иной раз командир тайком подсматривал, как он с ними управляется. И поговорит и почешет, а где надо – так и пнет - чего уж, понятно, скотина. По совести - чего там в его башке кошеварилось - никто не знал. Служил прилежно - это ,да. У нас ведь лезть в душу начинают, да всю подноготную выворачивать, если только натворишь чего- нибудь, а так – никому сто лет не нужен.
Однажды дело было, на берегу возле емкостей бочки с топливом нам выгрузили. Лед-то до последнего стоял, танкеру не подойти. Ну и решил командир проветрить его. С самого первого дня ведь с сопки не спускался. А там работа - каторга! Еще на себе почувствуете.
Бочки с аппарели самоходной баржи трактором стаскивают и в десяти метрах от воды оставляют- инструкция. А дальше как хотите. Акт о приемке подписали - гудок и полный вперед! Вот солдаты эти бочки катят по песочку еще метров пятьдесят и на "попа" ставят. А бочек этих в двое суток, иначе нельзя - подует "северяк", снова лед подгонит - выставляли когда тысячу штук, когда полторы, и круглыми сутками. Работа по сменам – восемь часов. Через трое суток такого труда - жить не хочется! Ладно - смена! Радистов в техздание, энергетиков в дизельную. Этого – приказ оставить. Чай не сдохнут свиньи-то. Да только вот какое дело, жрать они перестали. Ну перестали - не беда, сало с прожилками будет, даже вкуснее. Тут другое - как с ума сошли! Зайдешь – бросаются! Того и гляди изгородь вывернут и растерзают. Вообщем – никакого сладу!
Мучились, мучились - отступились. И снова все как по маслу.
А как-то раз по первому снежку решил я зайца подстрелить. Погода, помню, без ветра была. Набродился, поднимаюсь вверх как раз напротив свинарника, а там склон крутой, меня не видно, и наблюдаю такую картину. Сидит мой боец, привалившись к стенке, а вокруг увалилось все его свинопоголовье и слушает со всем вниманием о том как он домой приедет (ему аккурат той осенью на дембель уходить) что, да как делать будет. По совести сказать, я от него нескольких связанных предложений за все время не услышал, а тут я прямо замер, до того любопытно стало. Слушаю и невольно про себя отмечаю, что и свиньи, словно, в его рассказ вникают. Вот ведь, что бывает.
Ну а вскорости и его черед пришел с сопкой прощаться. Я ему, это без хвальбы, шкуру песцовую подарил, на память, все-таки добросовестный был он боец.
Лотков с грустью посмотрел вдаль. Сделал несколько шагов и присел на бочку.
- А что дальше–то было - спросил я, пристраиваясь рядом.
- Что было? - переспросил Лотков. Забили мы их. Резать-то никто не умеет, а у меня уж здоровье не то. Каждый день по одной. Соорудили в загоне клеть. Открываем изгородь - хавронья на свет бежит и в нее попадает. А тут замполит или автотехник у дежурного пистолет возьмет, тогда у нас еще ТТ на вооружении были, перед вашим приездом на "Макаровы" поменяли, из патрона порох отсыплет и в ухо. Шарах! Свинья с копыт! У меня штык от армейского карабина есть - полосну по горлу и за задние ноги - на подвес. Кровищи пока не замерзнет - река! Потом с начальником склада тушу освежуем и в ледник. Да так у нас это все ловко стало получаться - профессионалы! А на душе- осадок. Водка тут - одно лечение от душевного расстройства. Командир хоть и недоволен был - не препятствовал, деваться некуда. Да и мы грань не переходили, не первый год замужем. Соображаем. С последним хряком только промашка вышла. Самый здоровый был, его на потом и оставили. Он, гад, с разбегу клеть протаранил и в загон метнулся. А нас там четверо, да зампотех- контролирует. Ладно он с собой ружье взял. Мы врассыпную, кто куда. Двое в свинарник, двое, помоложе которые, через изгородь перемахнули .А зампотех замешкался. А хряк, значит, идет в свой последний и решительный бой. Вот столб покосившейся видите, он тогда ровно стоял. Хотели через него освещение в ледник пробросить. Зампотех, я в нем раньше такой ловкости не примечал, на этот столб в одну секунду вымахнул, и обвился вокруг этой лесины. А свин с разбегу рылом под комель, значит, если так сказать, хрясь! Да другой раз, да третий. Подводит черту под своей жизнью, да и зампотеховой, к тому все идет, тоже.
« Уберите его, мать вашу!» - ругается зампотех, с каждым ударом сползая вниз, а в паузах судорожно карабкаясь вверх по столбу. Делать нечего, попытался я команду исполнить. Только притвором щель обозначил, в свинарнике – то я с кладовым оказался, хряк сразу же на меня извернулся. И вот, что я скажу, взгляд зверя о многом поведать может. Вот, к примеру, которая собака и видом страшная, и с поводка рвется, аж хрипит, но смотрю ей в глаза и знаю, сорвись она , облает, но бросится не посмеет. А иногда дворняга, поздоровее которая, тропку заступит, и во взгляде читаешь : «Нет, не договоримся» . Что ж обхожу в таком разе, судьбу не дразню. Вот и тогда, встретились мы с этим хряком глаза в глаза, и увидел я в них не страх, и не визг о помощи. Не-е-т. Увидел я в них себе приговор. Не скажу чтобы жутко сделалось, врать не буду, но неуютность какая то проявилась. Однако зампотех, пока мы с хряком в гляделки играли, паузу использовал сполна.
Как уж он извернулся, я не взвидел, только слышу выстрел, следом другой. В притвор выглянули - кончено! Турбинкой, пуля такая, хряку сверху башку проломило. Боевой был производитель, и погиб, можно сказать, как герой, в бою за свою свинячью жизнь. Ну, повылазили отовсюду, стоим возле туши, смеемся над собой и таким приключением, а зампотех сигарету из пачки достать не может. В руках колотьба. Прикурили ему конечно.
Лотков вдруг замолчал, сосредоточенно обдумывая что-то, потом достал из кармана кителя сложенный вдвое конверт, развернул и я увидел строчки, написанные рукой, привыкшей скорее к тяжелому крестьянскому труду, нежели к упражнениям в чистописании.
- От него письмо, - произнес прапорщик, - спрашивает, как они без него, свиньи-то. А что я напишу?
Я пожал плечами. Мы молча посидели еще немного и разошлись по своим делам.

Иногда я думаю как интересно устроено человеческое сознание. Память не сохранила подробностей многого,и плохого и хорошего. А тут… Вот не получается забыть человека, которого свиньи понимали лучше чем люди. Свинопаса . Из далекой сказки с названием «Агат».