Владимир Веров

Воспоминания сантехника

Учебка

Опубликовав свои «Воспоминания сантехника» в разделе «Рубин», я подумал, может черкнуть и про учебку. Уж больно глубокий и фактурный след она оставила в моей жизни.

Пришла пора - надевай сапоги. 21 апреля 1978 года наш военком капвторанг Лукьянов, выразительно крякнув, смачно поставил печать в военном билете. Настроение у него было замечательное. Мы давно уже ему надоели своими отсрочками – заморочками. Он терпеливо сносил наши невинные розыгрыши, школьные шуточки при ежегодных освидетельствованиях, но настало время и ему пошутить. Протягивая нам военники, он каждому что-то ласково говорил: о Родине, о воинском долге. Однако защитники Социалистического Отечества сами нуждались в помощи: сто грамм - подойдет. Однако об этом не было и речи. Вчера, пожалуйста, а сегодня, ни-ни. И разношерстная орда рванула в Сызрань, на сборный пункт. В драных телогрейках, так как было прохладненько, мы предстали перед комиссией. «Покупатели» всех родов войск уже рассекали по двору. Самарцев в частях знали, как грамотных, надежных, а главное смекалистых солдат. «Наших» с удовольствием брали в технические войска, десантуру, и даже в Кремль. Однако, за нами тянулся ореол «славы» еще дореволюционной, купеческой, залихватской Самары: что-нибудь стырить, продать, а деньги пропить. Мы были нелюбимы старшинами всех родов войск. Я думаю, что это не правильно. Выпить на халяву – любой рад. Как и стащить буханку хлеба у зазевавшегося простака-повара. По большому счету нам было все равно, где служить. Напрягал только морфлот. Париться три года, вместо двух, что-то не было желания. Пусть там служат те, кто мореходки позаканчивал. Поэтому бескозырки мы обходили стороной. Глупые - документы то, в штабе. Но пронесло. Кое-как узнали у сержанта, что в связь, и ждем только эшелона, который специально идет через всю страну, собирая призывников. Вот и поезд. Разместились с комфортом в плацкартных вагонах, но без матрацев. Обилие солдат в шляпах и песочных х/б. Прибыли 26 апреля. Как сейчас помню: на плацу жара, а на нас телогрейки. Мы оказались самые первые. Вовсю шли занятия. Разместились в седьмой роте сантехников. Командир Капитан Пахотин, замполит ст. л-нт Уразов. Подшили погоны, эмблемы. Оделись, и не узнали друг друга. Все на одно лицо. Стали разбирать по ротам. Моего друга по Сызрани - в первую роту. Он имел какой-то разряд по легкой атлетике и на физподготовке начал крутить солнце, ходить на руках, за что и поплатился.

Службу в первой роте не любили даже не из-за того объема освоений военной антрибутики, как парадный шаг, приемы с оружием, доведенный до автоматизма подход и отход от начальника, крутейшая физподготовка. Это воспринималось более-менее спокойно. Но гигантский объем хозработ, чистка туалетов и умывальников зубной щеткой…. Если, отведенная 7-ой роте территория где-то на задворках Российской Империи (у забора части) могла и подождать до завтра, то за 1-й ротой был закреплен плац. Команда на разводе: «первая рота прямо, остальные на пра-во» звучала каждый день, и за пылинками на плацу следило самое высокое начальство. Конечно, боевое подметание, как основное средство борьбы с вероятным противником, считалось неотъемлемой задачей и в других ротах. Оно неоспоримо выше даже стрельбы из автомата. За всю службу я выстрелил аж 3 (ТРИ) боевых патрона. И это не где-нибудь, а в Учебном центре. А вот площадь подметенных и вымытых территорий исчисляется в гектарах. Конечно, несознательные бойцы пытались пальнуть и в караулах. Особенно при заряжании и разряжении оружия. Но эта несанкционированная попытка освоения вооружения пресекалась самым тщательным образам. Таким образом, даже перворазрядникам и КМэСам ихнее «стояние на ушах» помогало плохо, ведь считалось, что мести плац лучше ночью. Никого нет. Почему-то все спят. Мети и мети себе в удовольствие. А без сна любой Шварценеггер сдохнет. Старшина 1-й роты прапорщик Маглели любил чистоту и порядок. И не просто любил, а очень любил. Это я испытал на себе, так как именно он и был нашим старшиной в первом сводном батальоне в Москве. Думаю, что первая рота четыре месяца в душе немножко пела и плясала. Может кто-то удивится, сантехник про первую роту целый абзац написал, не быв там ни разу. Да она среди общей массы курсантов просто выпирала, ее нельзя было не заметить. В первую очередь подготовкой, выправкой. На военно-спортивном празднике первые места, обычно, за ней. Да и куда не сунься, а она уже здесь, «с лопатами и вилами выправляет дефект».

Надо признаться, в Советской Армии любили припахать солдатика именно ночью. И это во всех частях, где я служил. Что самое интересное, эту работу можно спокойно сделать днем. Например, в учебке чистить картошку нужно только ночью. В Москве в Химках-8 эту работу успевали делать до отбоя без всякого шума и пыли. А вот кирпичный забор у них строился исключительно по ночам. Это, чтоб враги не заметили. После ужина приезжал самосвал с раствором и пока не сработаешь 1,5-2 кубика, спать не уйдешь. Весь следующий день ходишь, как вареный. Начальству по барабану, что ты не спал всю ночь. Выглядело это везде одинаково. К семнадцати ноль – ноль вся учеба и работы, в основном заканчивались. И до одиннадцати (а это прорва времени, когда ты ночью рвешь жилы, экономя минуты) начинается мышиная возня с подшиванием подворотничков, политзанятиями, программой «Время» и другой бестолковщиной. После команды: «Отбой», следует: «Дежурное отделение подъем». И вместо того, чтобы спать, всю ночь что-то красишь, таскаешь какие-то бидоны с молоком, вилки капусты …и другие стратегически нужные именно в ночное время вещи. Но враг не дремлет, значит и мы начеку. А так хочется спать. Ах ты, душечка, ах ты, душечка, где ты белая моя подушечка. Окромя сна, всегда хотелось есть. Первое время, когда еще в рюкзаках имелся запас копченой колбасы, кур и других домашних деликатесов, в столовой пили только чай. Отдадим должное, что сержанты мирились с наличием этой неуставной снеди в тумбочках. Однако все хорошее когда-нибудь, да кончается. И как только последняя крошка была извлечена на свет божий и безжалостно уничтожена в желудках курсантов, в роте не о каких смакованиях не было и речи. «Тумбочки к осмотру», карманы вывернуты. Все, что найдено, заставляли глотать перед строем. Даже купленные в военторге продукты съедались или прямо там, или на посту, или на улице. Тайком. Однако, несмотря на запрет, в роту тащили все, что можно раздобыть из съестного. Наряд по столовой даже посреди ночи встречался наиболее изголодавшимися бойцами. В середине строя обычно прятался рюкзак, куда набивали буханки хлеба, куски масла, жареная рыба. В полнейшей тишине все это в мгновение ока использовалось по назначению. Столовая не радовала. Причин было две: качество и количество. По поводу количества. Конечно, господа ученые скрупулезно все просчитали, и гигакалории, и ассортимент. В столовой висели огромные плакаты с нормами потребления круп, жиров, масла. Список выделяемого государством продуктов впечатлял. Еще большее изумление вызывали те горы картошки, мешки с сахаром, 20-китограмовые ящики масла, туши коров… Все это непрерывным потоком поступало со складов, измельчалось, жарилось, варилось. Вот тут-то количество плавно переходило в качество. А если говорить напрямую, все это портилось в мгновение ока. А сделать это было, очевидно, не так-то просто. Моей матери за всю жизнь не удалось сварить плохой суп. Но поварской состав свое дело знал хорошо. Сухую картошку, капусту не мог есть никто. Даже то, что все-таки можно было съесть, оставляли на столах из - за недостатка времени. Бачковой, раскладывая другим, свою порцию съесть не успевал. Я старался не брать корку хлеба, хотя ее люблю всю жизнь. Просто не успеешь прожевать. «Встать, строиться выходи». А куда такая спешка. В Москве в Солнцево-2 (кабельный стройбат) вся столовая сбегалась смотреть, как мы едим. Повара высовывались из окошек, наряд бросал все и выстраивался вдоль стены, у дежурного по столовой челюсть отвисала и долго не закрывалась. А посмотреть было на что. Военные строители, не торопясь, с использованием вилок и ножиков, аккуратно кушали, наслаждаясь негромкой беседой. А куда спешить. Э, нет, торопиться не надо… ведь впереди ПОЛЧАСА времени. А рядом в полнейшей тишине, с бешеной скоростью действуя только ложками, насыщалась другая группа товарищей, то есть мы. С ураганной скоростью сметалось все. После нас никогда не оставалось даже крошки хлеба. И вовсе не оттого, что было вкусно. Привычка. Лишь на Севере я стал есть помедленнее. Только когда с удивлением увидев, что все, приготовленное непосильным трудом поваров - съедено, мы успокаивались. Щи и борщ были с мясом, салаты, пироги или ватрушки, жареная картошка, голубцы в сметане. Хорошо же вас здесь кормят. Каково же было мое изумление, когда я на стене прочитал те же самые нормы продуктов, что и у нас в учебке. Ну, слово, в слово. Комментарии излишни. Впоследствии мы ели уже нормально, но привычка в любой момент резко прибавить в скорости, все же оставалась долго. Ведь, что успел запихать в рот, уже твое. А свое мы никому не отдадим. Если дома ты лениво ковыряешь вилкой и канючишь: «Мамочка, опять котлеты», то здесь ты зверь. Волк. Любой ценой набить ненасытную утробу, которая требует одного - есть, есть и есть. «Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать». (Действительно только для Учебного центра).

Потихоньку осваивались, учились ходить. Сержанты Нижник и Паламарчук оказались нормальными мужиками. Если успеваем за 45 секунд «Подъем-Отбой», зачем же гонять. Команда «горох» звучала все реже и реже. Были желающие добровольно ходить в наряд. Например, курсант Дмитриев. Он был правофланговый. Кажется, он имел специальную подготовку, но тщательно скрывал это. Уж больно все у него легко получалось. Но отжимался ровно столько, сколько нужно, не более. Спортгородок, где любили качаться сержанты, обходил стороной. Однажды я видел, как он незаметно так резко вдарил по тяжеленной «груше», что она чуть не оторвалась. Но пример уже был, и в первую роту не хотелось. Я тоже интуитивно выбрал позицию середняка. Отставать нельзя, не вылезешь из нарядов. Но и в первых рядах – завалят дополнительной работой, мало не покажется. Был у нас курсант, настоящий «жиртрест». Голенища сапог разрезаны. Готов был быть вечным уборщиком, дневальным, дежурным, лишь бы не физо. Ремень не охватывал его брюхо. Кросс выглядел так: двое курсантов тянут его за руки, один толкает в спину. Ведь зачет по последнему. Вернувшись из командировки через 4-ре месяца, я его не узнал. Вместо 100кг, всего 60. Сапоги зашиты, новые только через год. Никакого жира, только мускулы. Но в глазах - тоска. Кстати, когда в первый раз учебка расцвела лычками, мы чуть с ума не сошли козырять всем подряд. Лишь к обеду определились: ты в глаза гляди, и увидишь своего собрата, даже если он полный сержант. Отвечать не обязательно. Идти в едином строю со старослужащими было одно удовольствие. Нога сама взлетала на положенные сантиметры. Все было так здорово.

Но вот и они, сдав экзамены, разлетелись кто куда. Остался один, самый последний и уникальный экземпляр. Рота застыла в едином строю. «Замок» (кажется, его звали Предыбайло) представляет нам бойца, этого богатыря из фильма «Трактористы». Вроде, все как положено: огромный рюкзак, шинель вскатку. Но улыбка - во всю морду лица, а глаза так и сияют. Красавец. «Если бы он был в соседней роте, это - полный сержант, только отличные отметки. Умеет делать все: возможное и невозможное. Однако поглядите на эту отвратительную, идиотскую улыбку. Именно из-за нее он полгода не вылезал из нарядов, делал самую черную работу. И уезжает последним. Не злите сержантов – здесь не цирк». Конечно, мы уже и без этого знали, что сержант – друг человека. Поначалу мы даже завидовали им. Как хорошо постукивать по сапогу тросточкой, стоя перед строем. Только, хорошо живет тот, кто хорошо все умеет. Надо отдать должное, начальство из тысяч курсантов, каким - то звериным чутьем выбирало настоящих «полковников», неутомимых и несгибаемых. Пока рота, обливаясь потом и теряя бойцов, делала одну ходку на полигон, сержант, вертясь вокруг роты, проходил втрое больше. А после отбоя нужно писать план работы на следующий день. Вобщем, такой должности врагу не пожелаешь. А личный состав. Пригнали (это в учебку) таджиков из глухих мест. Советской власти там, очевидно, никогда и не было. По русски- ноль. Не можешь - научим, не хочешь - заставим. Научили. А в столовой. От перегрузок у картофелечистки постоянно горит мотор. Конечно, можно и ножиками. А вот у нашего сержанта всегда есть запасной статор. Три болтика отвернул, и - вперед. Да и патрончик запасной всегда в кармане. Стрельнул кто нибудь нечаянно в карауле при перезарядке, и если все тихо, вставил в магазин, и порядок. Мне тоже он помог. Начало лета. Ночью холодрыга. Но посту стоим в шинелях. А днем - пустыня Сахара. Плавится асфальт. От жары носом идет кровь. Солнце раскалилось до белого каления. Труба - дело. А тут в Москву народишко засобирался. Олимпиаду строить. На разводе майор выкрикивает фамилии, назвал и меня. Я дернулся. А сержант, как рявкнет «назад». Он, то был гораздо круче майора. Так он меня и спас. Самую жару я прохлаждался в столице нашей Родины МОСКВЕ. Но это уже другая история.